Каталог статей

«И вновь продолжается бой,

И сердцу тревожно в груди.

И Ленин — такой молодой,

И юный Октябрь впереди!»

Н. Добронравов

Красный камень ещё весной смутно маячил на горизонте, притягивая все светлые помыслы

об отдыхе и обещая стать прекрасной компенсацией за работо-дипломно-экзаменационную

чертовщину. Стоит ли говорить, что начало нашего паломничества туда сопровождалось

недюжинным воодушевлением, настроем пролезть как минимум свои первые семерки "а"

(тем самым заработав обещанное Викой шампанское), пивом, а также злобным ворчанием

несчастных, оказавшихся нашими соседями по купе.

Различные болдеринговые проблемы начали приходить в голову уже в поезде - так,

например, Надя предлагала мне залезть на верхнюю полку, ограничив при этом все

размещенные поблизости (и, между прочим, специально для подобного лазанья

предназначенные!) ручканы и ненавязчиво заметив, что эту трассу лазила, и не сразу

успешно, Юля Абрамчук. Естественно, экспериментировать никто не стал, но зато к моменту прибытия в Симферополь все уже достаточно раздразнили друг друга, чтобы лишиться всякого терпения и наброситься на первого же таксиста с требованием везти нас немедля в Краснокаменку.

Полтора часа спустя мы уже любуемся одним глазом на вдохновляющую полазить,

впечатляющих размеров каменную стену, а другим - на не менее впечатляющую, но зато

абсолютно расхолаживающую синюю гладь воды. Еще спустя час наши палатки установлены в козырнейшем месте - в тени миниатюрных деревьев с видом на снующих туда-сюда белок и Алёну Остапенко, лезущую полный ужасов "параллельный мир". Решив отложить скальные подвиги до вечера, идем купаться. Спускаемся мы пешком, и полуторачасовая дорога по изматывающей жаре вбивает намертво в наши фотоаппараты и головы расписание маршруток Краснокаменка-Гурзуф, а заодно подписывает смертный приговор предусмотрительно захваченной нами воде. Само собой разумеется, по прибытии на пляж остающаяся у нас колбаса заявляет, что жизнь ей не мила, и мы не имеем на этот счет возражений.

Вооружившись ножом, я превращаюсь в бутербродомет, и всей своей бутербродометной

душой радуюсь, глядя на своих спутниц. Вот Надя - она элегантно улеглась метрах в трех от моей раздачи, полностью предоставив себя солнцу, и сейчас является живым воплощением блеска. Галка - свой человек, она, как и я, успешно сочетает солнечную ванну с едой, мы с ней дружно травим байки про патологоанатомов и гречку, рассчитывая на впечатлительность остальных едоков. Сашка - живой позитивчик, она как ведущий камертон, передает свою радость остальным, создавая общий унисон настроений. А я - я примитивен: покончив с колбасой, я разбегаюсь и решительно, с брызгами открываю плавательный сезон, и мне кажется, что не море, а долгожданное лето наконец заключило меня в свои объятия.

Вечером, искупавшиеся, сытые и довольные жизнью, мы начинаем свои первые в этом году

(а для кого и вообще первые) восхождения. Изучив свежекупленный гайдбук, находим сектор с "пятерками" и решаем, что начинать следует именно с них. Как показали последующие две недели, это была одна из самых противных, хотя и легких, стен. Сложно было сказать, кто чувствует себя неувереннее - скалолаз на вертикали, замусоленной настолько, что ноги и руки неумолимо слетают каждые полтора движения, или страхующий, каждую секунду рискующий весело и матерно скатиться по чрезвычайно живой каменной осыпи.

Удовлетворившись заборотыми 5а и 5а+, с переменным успехом спускаемся в лагерь.

Завершает первый день на скалах костёр с пивом, прибаутками и соседями, с которыми мы

успели познакомиться. Поздно ночью к нам присоединяются Вика и Эдик, узнанные по

крикам "Массква! Ау!", а ещё позднее - не в меру хозяйственный ежик, решивший, что

найдет закупленным продуктам гораздо более правильное применение, чем мы. Проведя с

ним основательную беседу с использованием пластиковой бутылки в качестве дубинки-

переводчика, мы убеждаем его нас больше не беспокоить.

Дальнейшая наша жизнь на Красном камне не поддается никакому описанию, да и нельзя

упомнить всех примечательных мелочей.Наиболее уместным мне видится сделать несколько

зарисовок запомнившихся мне моментов.

...Закат окрашивает породу в сочный оранжево-красный цвет модных нынче кровавых

апельсинов. Я гоню прочь эту ассоциацию — наш запас фруктов не пережил обеда.

Мы с семи утра на ногах, и я готовлюсь к десятому за сегодня проходу. "Самолет" провешен

нашими оттяжками, и их надо снять для завтрашней поездки в Никиту. Я лезу спокойно, и

маршрут брыкается не больше любой другой достаточно простой, но длинной "шестерки".

Сюрприз следует на ключе, за пять метров до финиша. Мне начинает казаться, что прямо

передо мной лезла та самая Аннушка со своим злополучным маслом - настолько скользкими

становятся зацепки. Маршрут вырывается изо всех сил, выдергивает из-под ног уступы и с

ловкостью лепрекона высвобождается из кажущегося надежным хвата. Никаких шансов.

Опешивший от такого сопротивления, я долго не могу прийти в себя, а очнувшись, прихожу в бешенство. "Самолет" - мой новый враг номер один - смеется надо мной, поддразнивая

оставшимися висеть оттяжками.

...Естественно, без водки не обошлось. Сложно описать глаза продавщицы, когда приличные с виду люди берут у неё достаточно дорогие сладости и продукты и заказывают самый

дешевый сивушный суррогат. Но ничего - скальники и такое пьют, и даже не жалуются.

Жалуются их обладатели. Больно смотреть на Сашку, которая в пяти метрах от земли

неожиданно повисает и чуть не со слезами на глазах пытается хоть чуть-чуть ослабить

стальное ногопожатие. Вика - более опытный скалолаз, она потчует тапочки спиртом,

помогая себе трехэтажным заклинанием - и ей удается пройти трассу прежде, чем ноги

ультимативно заявят о своих правах на свободу.

Я почесываю большой палец ноги, не снимая скальников, и, чуть поморщившись от горючей спиртовой ауры, сдергиваю веревку.

...Никитский каньон буквально пылает. Несмотря на ранний подъем и недолгий путь сюда из Краснокаменки, нам приходится лазить в жару. Я уже вылез из-под прикрытия мелких

кустарников, и солнце радостно принимается поджаривать мне спину. Через некоторое время я начинаю чувствовать себя не в меру резвой дичью, пытающейся выкарабкаться из

гигантской раскаленной сковородки. Страхующим я не завидую - им приходится тушиться на дне этой посудины в компании обильной изрядно колючей зелени. Движения становятся

осторожнее, ведь каждая ошибка сулит мне пару лишних минут, проведенных под солнечным прицелом, а мне, как и всякой уважающей себя дичи, не хочется быть пережаренным.

Наконец, дело сделано, мы все основательно пропеклись и остываем в тенёчке. "Не хватает только соуса!" - думаю я и достаю мазь от ожогов.

...Неделя позади. Я наблюдаю за суетой в нашем лагере и грущу немного - через двадцать

минут уезжать Галке, Наде и Сашке. Только сегодня утром приехавший Виталик напропалую травит анекдоты, девчонки смеются. 

Я вдруг становлюсь сентиментальным - мне кажется, это ни много ни мало две эпохи перекликаются друг с другом, прежде чем одна сменит другую. Ассоциация меня забавляет, и я, подыгрывая ей, провожаю уходящую эпоху должным залпом воспоминаний... Вот Сашка со смехом удерживает Галку, подброшенную в момент моего срыва на добрых полтора метра, вот Надя на трассе широким движением изо всех сил обнимает утес, а он, бессердечный, остается равнодушным к этому порыву. Вот мы, облачившись в кофты и закутавшись в полотенца, "загораем" на лежаках, то и дело поеживаясь. Вот мы на вершине святого Ильи фотографируемся на краю обрыва в несколько сот метров и любуемся панорамой, настолько картинной, что она кажется специально выдуманной каким-то знатоком человеческих представлений о прекрасном. Вот мы с риском не доехать до Краснокаменки плутаем поздним вечером по Ялте - сегодня наш день отдыха, и мы его выжимаем весь до капли. Поздней ночью мы сидим возле костра и жарим охотничьи колбаски к еще холодному пиву. Несколько часов спустя мы, еле проснувшись, ловим в небе

едва уловимые признаки начинающегося рассвета. Еще совсем темно, но горизонт все равно серебрится. Кажется, над нами протянулось огромное темно-синее бархатное покрывало. 

Его словно хотели богато расшить сотней звезд и узоров, подобно восточному костюму, но

небесный портной был ленив и ограничился ослепительным самоцветом-месяцем и редкой

россыпью блесток. Через несколько минут горе-мастер поджигает свое полотно. Малиновое

пламя мягко разливается по всей кромке чудесного покрывала, неудержимо охватывая его все сильнее, становится сочно-оранжевым, ярким и неудержимым - даже свинцово-серое море не в силах остановить внезапно начавшийся пожар. Через несколько минут от чудесного бархата ничего не остается, кроме нелепой месяцеобразной тусклой медяшки, и солнце, ничем не занавешенное, сначала очерчивает гигантский темный медвежий полупрофиль, высветляя его фон, а затем с ловкостью фокусника выхватывает из темноты еще не проснувшийся городок на берегу, утопающий в зелени...

Перед глазами машут рукой. Сборы окончены, пора выдвигаться. Я с улыбкой хватаю чей-то рюкзак, и мы все вместе спускаемся к симферопольской трассе.

...Мы с Виталиком поглощены развернувшейся наверху битвой. Вика находится в полутора

метрах над последней точкой страховки, рядом со шлямбуром, меняет неудобные положения одно за другим и никак не может решиться повесить оттяжку. Я чутко ловлю каждую смену ног, каждый взмах руки, я боюсь пошевелиться, у меня перехватило дыхание, я словно держу в руках вместо веревки оголенный провод, и напряжение парализует не только меня, но и время - каждая секунда мучительно долго бьется в агонии, прежде чем уступить место следующей.

Обстановка разряжается простым поднятием руки с оттяжкой, но это движение мне кажется

тяжелее всех когда-либо виденных мной силовых перехватов. Чтобы его сделать, надо было разорвать в клочки - пусть на секунду, этого достаточно - прочные сети всех своих страхов.

Удалось. Битва выиграна. Спустя пару минут с маршрутом покончено.

Я вижу, как Вика плачет. Расстраивается - слишком боялась. Я не знаю, какими словами ее переубедить: впервые так сокрушительно растоптанная, боязнь срывов плачет куда горше.

Перехватываю восхищенный взгляд Виталика и киваю - сделай Вика хоть десять уверенных онсайтов кряду, мы и то, пожалуй, так бы не гордились нашим тренером.

...Здесь, на скалах, огромный ассортимент возможностей испортить себе настроение. И,

конечно, периодически мы эти возможности используем. Именно поэтому я рад, что в нашей компании скалолазов, постоянно ставящих своей целью что-то наработать, есть человек, который приехал сюда просто отдыхать. Развалившись в прохладной тени на крэшпаде и покуривая трубку, Эдик, воплощение растаманской безмятежности, даже одним своим видом поднимает настроение. Любой наш негатив, любая заморочка легко перебиваются Эдиковским молчаливым призывом - "Не парься!".

Удивительно - когда наш растаман, будучи новичком, начинает пробовать маршруты шестой категории, выясняется, что это ему вполне по силам. Тогда я начинаю видеть в свойствах его характера основу для хорошей системы мотивации, настроя перед трассой. Несколько маршрутов я лезу, абсолютно не ставя себе целей, ради одного лишь интереса, стараясь получить кайф от каждого движения... и неожиданно легко и с удовольствием прохожу казавшиеся раньше сложными места. При этом меня совершенно не деморализуют срывы, и хорошее настроение после очередного подхода становится стимулом для следующего.

После тренировки я в восторге покупаю двойную порцию пива для вечерних посиделок у

костра, зная, что Эдик не откажется. Это его вторая система мотивации, не менее

безупречная.

...Меня отделяют от лагеря всего три-четыре минуты бодрящего подъёма. Но я словно

совершил это перемещение вдоль четвертой координатной оси и теперь гляжу на все, что

меня окружает, несколько со стороны. Скалолазы отсюда похожи на цветастых паучков,

которые медленно оплетают скалу тонкими нитями, как гигантскую добычу, и каждое их

движение невольно подчеркивает ее величие и неприступность. Я вдруг осознаю, насколько нелепо "покорение" вершин. Как добрый папа сильной рукой может подсадить игривого ребенка к себе на шею и покатать, так и скала, будучи в настроении, может позволить на себя взобраться. Ей безразличен человек, и, несмотря на это безразличие, она покоряет его навсегда. Равнодушно гигантский лесистый медведь, окруженный солнечным нимбом, припал к воде, равнодушно ослепительно голубое море позволяет себя расчерчивать малюсеньким пароходикам, совсем не замечают людей, увлекшись своей чехардой, горы Главной Гряды, а вот у нас захватывает дух от этого великолепия, красота этих мест проникает в нас, насыщая собой кровь подобно кислороду, тяжелым напором сметает к чертям застарелый налет рутины и остается в заметно посветлевшей душе в виде обожаемых, бережно хранимых в самых укромных уголках памяти, сказочных картин...

Меня больно кусает какая-то шестиногая тварь - нечего, мол, засиживаться. Возвращаясь в

лагерь, я удивляюсь, за каким занятием иногда застает человека красота. И понимаю

причину: здесь ей чертовски сложно остаться с нами один на один.

...Мы с Виталиком лежим на ковриках в тени и перевариваем обед, как заправские удавы.

Ленивый ветерок нагоняет дрему, и мы прогоняем сон игрой в шахматы. Периодически мы

насвистываем что-то из нашего вчерашнего репертуара и улыбаемся. Вчера вечером мы

давали концерт на весь краснокаменский палаточный лагерь, и пользовались бешеным

успехом. Еще бы - без антрактов целых три части: первым номером шла игра "угадай

мелодию по насвистыванию", иногда переходящая в "угадай мелодию по мычанию", вторым

номером было живое исполнение хитов западной и отечественной музыкальной индустрии,

которое плавно перетекло в работу по заявкам наших восторгающихся соседей. В конце

концов соседи присоединились к нам, и вечер закончился утром.

Наш ранний подъем был посему делом практически непосильным. Всем нам знакомо это

ощущение с утра, когда какой-то пакостник ночью склеил веки, чтоб мы не могли

проснуться, и вдобавок связал ресницы для надежности. Все время, пока я боролся с этими

кознями, Виталиковский будильник ясным голосом вещал, что вновь продолжается бой, и,

дескать, Ленин такой молодой, и вообще - юный Октябрь впереди. Песня проникла нам

глубоко в подкорку мозга и сегодня, как черт из табакерки, то и дело выскакивает из каждого, и, не желая того, все её немедленно подхватывают. Что ж, отличный девиз, думается мне.

И точно - когда Вика, выспавшись после обеда, выползает из палатки и вопросительно глядит на нас, мол, не полазать ли - все присутствующие, не сговариваясь, поднимаются и

озвучивают жизнеутверждающий вердикт: "и вновь продолжается бой!".

...За две недели пребывания здесь Настюха стала мне прямо-таки фронтовым товарищем.

Она как раз подоспела на массовую прожарку в Никитском каньоне, и с тех пор мы бок о бок топчем скальники и сандалии. Она тоже бродила с нами по вечерней Ялте, она тоже

поднималась на вершину святого Ильи и стояла на краю головокружительного обрыва, она

вместе со мной и Виталиком любовалась Форосской церковью с Байдарских ворот, прошла

малый каньон Крыма, взбиралась на Орлиное Гнездо, купалась в ледяной ванне молодости и, конечно, много-много лазила. Я хорошо помню, как Настя, только приехав, совсем

неуверенно страховала с нижней, с криками и зависаниями лезла даже самые простые

трассы. И сегодня, в последний день, я смотрю на неё с гордостью.

Она час назад уже прошла шестерочный "третий полюс", раньше не дававшийся дальше

четвертой оттяжки, и только что легко и красиво пролезла "через тернии", раньше

внушавшие ей мистический ужас. Да уж, моему фронтовому товарищу пришлось как следует понюхать магнезии, и вот теперь Настюха стоит, обвешанная железом, окончательно выдохшаяся, - и сияет счастливой улыбкой победителя. Я жалею, что ни Вика с Эдиком, ни Виталик, уехавшие вчера, не видят ее волевого триумфа.

...Настя уехала час назад. Я уже успел сложить вещи, и у меня есть еще немного свободного времени. Что ж, почему бы не сделать последний обход.

Вот почти заросшее озеро возле "утюга", где каждый день невидимый лягушачий маэстро

затягивает одну из самых долгих песен, и ему вторит самый нестройный в мире

впечатляющий зелёный хор. Вот с видом школьных учителей застыли местные "пятерки",

радуясь за прилежных учеников, правильно решивших их несложные задачки. Вот

знаменитые "тернии" - длинная шеренга уступчиков, удобных и услужливых, так и зовет

попрощаться за руку с каждым из них в отдельности. Вот "крен", словно обидевшись на мой онсайт, сделал кислую мину и сейчас раздраженно сбрасывает упорного десятилетнего

скалолаза. Рядом "регги" скалит острые зубы, которыми только позавчера чудом не отхватил мне три пальца. Прежде чем уйти, я обещаю ему беззубую улыбку на следующий год.

Проходя мимо "гнезда", я грожу ему пальцем - слишком уж жестоко этот маршрут обошелся

с впервые выехавшими на скалы людьми. Одноглазый отвечает широкой кривой усмешкой -на кошках, мол, тренируйтесь. Сверху вниз взирает на меня изогнувшийся коброй "каскад", неподалеку отдыхает в тени "третий полюс", держа на коленках юного спортсмена. Я прохожу дальше. "Самолет", мой старый дружище, опять с кем-то воюет. Я крепко жму его морщинистую руку - знатно мы потрепали нервы друг другу, прежде чем поладить! Я бросаю быстрый взгляд на так и не попробованные маршруты, на Алёну Остапенко, борющуюся с "параллельным миром", после чего возвращаюсь к своему рюкзаку.

 Мне пора. Уходя, я машурукой Красному камню - еще увидимся! Ленин - такой молодой!